- Куда мы так спешим? – не выдержала я. Но Наставник не проронил ни слова, будто я ни о чём и не спрашивала. Отстань я от него на пару шагов – ей богу, так и пойдёт дальше один.

Обычный день обычной недели. Я открываю глаза в 10 утра, а поднимаюсь в полдень. И не чувствую угрызения совести. Я заканчиваю рисунок с Золотыми Зверьми*, бегущими сквозь город от тумана. Набрасываю карандашом и закрашиваю яркой масляной пастелью портрет рыжеволосой императрицы. Пока не знаю, что с ним делать, и для чего он. Вечером звонит женщина на телефон мамы, и я договариваюсь с ней о получении магнитного ключа. Обычный день обычной недели. Кверху лапами мы лежим с котом на диване. У него нос сухой, у меня он – забит. Кот мотает головой, а я ей пошевелить не могу. Каждое движение отзывается такой болью в голове, что лучше бы мне и вовсе не дышать. С кровати за окном видно только небо. Как правило, оно чёрное или белое. Иногда в небе салют, иногда – облака. Но обычно мне всё равно, что за окном.

Наконец, он неожиданно остановился перед одной из этих клонированных дверей. Опустив голову, он протянул руку и тихо постучал, будто опасаясь разбудить кого-то за соседними дверьми. Наставник замер на некоторое время, словно отсчитывая, через сколько секунд будет дозволено войти. Отворив дверь, немного небрежным жестом он пропустил меня вперёд, глядя куда-то в сторону.

Зал был освещён не намного лучше коридора, но в полком мраке утопали лишь углы помещения, кажущиеся бесконечными. На полу – ковёр тёмного-синего цвета, немного истёртый, но тщательно вычищенный.

- Не задерживайтесь у двери! – послышался чей-то волевой протяжный голос. Я оторвала взгляд от синего ковра и посмотрела вперёд. В конце зала на возвышении восседала рыжеволосая императрица в тёмно-синем пышном платье из парчи и гриме мима. Внутри помещение освещалось теми же светильниками, что и коридор, но помимо них были ещё и свечи красного цвета, что вместе создавало впечатление, будто мы находимся в помещении для проявки фото. Всё, кроме грима, демонстрировало типичный светский минимализм (благо не пастельных тонов) во всей его обманчивой красе. В левой руке женщина держала длинный посох, обхватив его где-то посередине. С надменным видом Императрица взирала на меня, капризно сжав зубы. Я осторожно двинулась вперёд, то и дело озираясь по сторонам. По бокам от синей дорожки стояли скамьи и дополнительные стулья, на которых кое-где сидели мужчины и женщины в чёрных костюмах. Все они терпеливо ждали, пока я займа своё место. Судя по тому, как они настойчиво провожали меня взглядом, я поняла, что, наверное, должна занять место в ненавистном первом ряду, не занятом никем. Едва я опустилась на скамью, та отстранённо скрипнула, будто объявляя, что занята, и процесс можно начинать. И это был первый звук с того момента, как Императрица произнесла свою первую фразу. Наставник занял место рядом со мной, и я тут же почувствовала себя увереннее в этом зале, хотя и в его тени. Духовный Наставник скрестил ноги и длинные красивые пальцы рук. На мизинце у его тускло сиял небольшой перстень с камнем кровавого цвета. Он – единственный мужчина, перстень на пальце которого я не считаю абсурдом.

То ли от волнения, то ли от хронической невнимательности к окружающему миру, я снова отвлеклась. И, лишь почувствовав на себе угрожающий взгляд Наставника, я прекратила таращиться на его прекрасные руки. Императрица процедила «Благодарю…», встретившись со мной взглядом. «…вас за присутствие, Лорд…» И она произнесла его имя, как обычно, не истинное. Наставник удовлетворённо кивнул в ответ.

- Предлагаю начать, поскольку у меня на сегодня ещё есть дела. Как, уверена, и у вас, Лорд…,  и она произнесла его имя, как обычно, не истинное.

- Разумеется, - подтвердил мой Наставник.

Холод пробежал у меня по телу.

- Господи, только не это, - прошептала я. Рыжеволосая Императрица уставилась на меня с отвращением на лице. Рот её искривился, будто она разжевала лимон.

- Ситуация зашла в тупик, - произнёс Наставник как-то безразлично. О «тупиках» обычно говорят более обеспокоено.

- Это я и так вижу, раз вы оба здесь, - выделяя каждое слово, медленно проговорила рыжеволосая женщина с посохом, внимательно осматривая меня, как на рентген-аппарате. Если она сейчас спросит, что я могу сказать в своё оправдание, я добровольно нырну в омут нечистот.

- Ты и так по уши в омуте нечистот, - тихо констатировал факт мой Наставник.

- Вам известно, по какой причине вы находитесь здесь?

- Нет.

- Лжёте.

Ну, что я должна была ответить – я действительно не знаю.

- Я не знаю.

- Не знаете, почему здесь, или не знаете, лжёте ли? – громко спросила женщина. Мужчины и женщины сидели тихо, как деревья перед грозой.

- …

- Пошевелите мозгами и ответьте на поставленный вопрос. Я уверена, ваш мастер и присутствующие здесь будут не против услышать.

- Я захотела смерти,-  тихо сказала я.

- Не слышу вас! – и Императрица наклонилась чуть вперёд.

- Я захотела смерти! – крикнула я, опустив глаза. Никому из них здесь в глаза смотреть невыносимо. – И учитель прав. Ситуация зашла в тупик. Его вины тут нет.

- А, между прочим, судят не меня, - гадко заметил Наставник.

- Значит, вы его не уважаете?

- Что?!

- Вам, вероятно, не известно, что высшей степенью неуважения к нашим учителям является желание сделать то, о чём вы, заметьте, не только пожелали в приступе своего жалкого отчаяния. Вы всерьёз об этом подумали. А это уже полдела.

- При чём тут неуважение?

- Вы либо безгранично тупы, либо плохо учитесь, - сказала Императрица, окончательно убив во мне желание дышать. И я уснула на три дня.

- С весны я сидела дома, даже особо не переживая вынести мусор и папины бутылки из под пива. Но с наступлением лета…с наступлением лета я просто должна была выйти по той простой причине, что этот день обещал быть Неординарным. Ведь сны о душевной боли просто не могут проецироваться в реальность болью. И я убедилась в его нердинарности, когда впервые в автобусе, сидя у окна, я вынуждена была подняться, потому что на остановке вошла не одна старушка, а со старичком. Неординарный день всегда начинается с нарушения привычного.

У меня пересохло в горле, а в пальцах появилась неприятная нервная дрожь. Идиотская улыбка на полдня мне обеспечена, или улыбка счастливого человека, или улыбка счастливого идиота, или человека, счастливого в своём идиотстве. Не иначе. Эта странная неординарная улыбка застыла у меня на лице, даже когда в наушниках люди пели о смерти и Дьяволе. В такие редкие моменты я чувствую, что выражение лица у меня совсем иное: брови естественно чуть выше, глаза прикрыты не от сонливости, а в блаженстве. Тёплые волны прекрасных выхлопных газов несут меня мимо остановок, мимо привокзальной станции, пока я почти со слезами на глазах внимаю божественному голосу Angela Gherorghiu, исполняющей у меня в левой (да что там говорить, и в правой) височной доле «Casta Diva from the Opera Norma». Норма-льный день. Совершенно нормальный в своей неординарности.

Как много нужно, чтобы снова захотеть жить и развиваться, применять свои знания и радовать окружающих? Нужна пара минут. И осознание «нужности», пусть даже иллюзорной. Ввиду всей трагичности окружающей действительности я готова купаться и захлёбываться такой иллюзией. Иллюзией «нужности». Как ни прискорбно.

Я бреду по улице на автопилоте и с трудом удерживаю все свои мысли в голове. Ещё секунда, и я остановлюсь и заору на всю округу: «Как я люблю цвет палёной конопли, особенно, если это цвет глаз!!».

Рыжеволосая Императрица то и дело качала головой, закатив глаза к потолку, будто там был свод правил, как поступать с такими, как я. Наставник едва заметно покачивал ногой, и это означало, что он тихо нервничает. Я уставилась на его прекрасные до блеска натёртые ботинки. Хотя знатоки сказали бы, что это туфли. Воспоминания отнесли меня далеко за пределы этого астрального зала вселенной, и думать оставалось только о блестящих ботинках.

- И что вы можете сказать теперь? – спросило эхо у меня в голове.

- Я думаю.. Я имею скромный повод жить.

- Это уже лучше. Но мы потратили на вас время. Что вы на это скажете?

- Простите. Сожалею.

И тут Императрица разразилась таким хохотом, какого я никогда не слышала и от самого Наставника. Он тоже смеялся, как и присутствующие в зале. Их дьявольский хохот слился в один ровный шум, постепенно уносящий меня из реальности в сон. Или из сна в реальность?..